Семён Иванович запалил потухшую было трубку, улыбнулся.
— И тогда грусть моя улетучилась… Да, конечно, не было дорогих для памяти предметов, пейзажей, деревьев. Но зато в настоящем уцелело, растёт и развивается самое ценное из прошлого — дух героического. Жизнь идёт правильно.
Он глубоко затянулся. Колёса отбивали свой однообразный ритм. Вагон покачивало — велика была скорость. Воздушный вихрь ворвался в окно, выхватил из трубки моего собеседника пучок искр, и они, метеорами мелькнув за окном, растаяли в синем вечернем воздухе.
1958–1959 гг.