Неделя приключений - Страница 76

К оглавлению

76

В какой-то момент он ощутил лёгкость в руке, которой держал Лену. Он подумал, что опустил её слишком низко и поднял руку над водой. Но легкость не проходила. Рука его была пуста. Лена исчезла.

— А-а-а!.. — закричал Сёмка, и вода залила рот. Кто-то крепко ухватил его за руку, потянул вверх.

…Весь следующий день Сёмка пролежал в постели. Дядя Вася задержался в Ликине, и Сёмке было скучно. У него ничего не болело, но мать ни за что не соглашалась выпустить его на улицу. Она не отходила от кровати и выполняла все его желания и, что особенно его удивляло, ни словом не обмолвилась о задачах. Под вечер к нему пришли друзья. Спартак, облачённый в новенькие отутюженные брюки, ослепительно белую рубашку с шёлковым алым галстуком на груди, от дверей промаршировал прямо к Сёмкиной постели, отдал салют и громко, как на торжественной линейке, провозгласил:

— Спасибо тебе за сестру, Сёма Нерушимый Утёс! Ты спас её и вёл себя геройски. Ты совершил подвиг!

Сёмка растерялся. Взглянул на Витьку — у того улыбка от уха до уха. Обиженно отвернулся. Ну вот, начались шуточки. Теперь проходу не дадут. Видно, им этот, как его… товарищ Сомов рассказал, как Сёмка тонул, вместо того чтобы спасать Лену, и как его самого пришлось спасать.

— Сами бы попробовали, — угрюмо буркнул Сёмка, рассматривая стену. — А ты, — он взглянул на Спартака, — ты же вовсе плавать не умеешь. Не тебе надо мной смеяться…

— Сёмка… Честное пионерское. Мы не смеёмся. — Спартак приложил к груди руки для убедительности. — Мы серьёзно. Если бы не ты, Ленка бы утонула. Нам дядя Вася всё рассказал. Значит, ты совершил подвиг. Вот хоть Витьку спроси. Ведь совершил, Витька?

— Совершил, — не раздумывая, подтвердил Витька.

«Врут, — решил Сёмка. — Какой же это подвиг? Просто я очень боялся, что Лена утонет, и мне было жалко её…»

— Значит, ты настоящий герой, — воодушевлённо заключил Спартак.

Сёмка так и не поверил ему, но в груди стало горячо от счастья. Чтобы не показать свою радость, он спросил Витьку:

— Ну что… Юрик сказал про радиоприёмник?

— Сказал, малявка…

— Попало тебе?

— Не-ет, отцу всё некогда. Говорит: «Когда получу отпуск, выпорю сразу за всё». Уметь надо, понял?

Весёлый голос был у Витьки — видно, будущее его не страшило.


Глава 32
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Эту историю мне рассказал Сёмка Берестов через двадцать лет после того, как она произошла. Я встретился с ним в вагоне поезда дальнего следования. Теперь это был высокий, плотный, по-спортсменски точный в движениях, голубоглазый военный моряк, капитан третьего ранга. Судя по зелёным кантам на погонах — пограничник. И звали его уже не Сёмкой, а Семёном Ивановичем.

В то время как другие пассажиры, охваченные желанием победить дорожную скуку, сражались в домино и шахматы, Семён Иванович часами простаивал в коридоре у окна с трубкой в зубах. Он смотрел на проплывающие мимо поля и рощи, перелески и речки, станции и заводы и, по-видимому, совершенно не испытывал скуки.

Тут, в коридоре, мы с ним и разговорились. От него я узнал, что Спартак стал журналистом, Лена пошла по стопам отца и сейчас находится где-то в Якутии с разведывательной партией, Витька работает буровым мастером на нефтепромыслах в районе Ликина. Федька Завьялов успел навоеваться. Он ухитрился попасть на фронт в 1942 году. Стал разведчиком. В конце войны получил звание Героя Советского Союза. Теперь руководит объединённым колхозом в Мошковском районе.

— А что Василий Алексеевич? — спросил я.

— Дядя Вася погиб в 1943 году на Северном флоте. Был старпомом на эсминце. Жена его тоже погибла, во время блокады Ленинграда. После них остался сын: Федькой звать. Живёт у моей матери.

Семён Иванович закурил трубку, как-то нерешительно улыбнулся.

— Удивительная штука — наша жизнь. Она бешеными скачками летит вперёд, но внутренняя её суть остается неизменной. Я еду из отпуска, давно не был в родном городе. Приехал — Федьку не узнать, вырос парнишка. На меня не насмотрится, весь вечер на шаг не отходит. Как же, в его глазах я герой. Смотрю я на него и думаю: «Да ведь это сам я и есть, это моё детство». Моё детство… Оно проходило под влиянием ледового дрейфа папанинцев, перелётов Чкалова и Громова, героизма пограничников Хасана… Мы спешили совершить что-нибудь героическое. Мы опасались, что на нашу долю героического не останется…

Помню, на следующий день после приезда выхожу во двор и не узнаю его. Нет ни пустыря, ни старого вяза, ни нашего бревна. Возвышаются на бывшем пустыре пятиэтажные дома. На месте сараев разбит сквер.

И до чего же грустно мне сделалось! Право же, чуть не до слёз. Особенно бревно жалко. Ведь там была надпись, выведенная дядиной рукой. Да и я перед уходом на флот расписался: «Сёмка Б., июнь, 1944 год».

Но тут окружили меня ребята. Столько почтения во взглядах, что даже как-то неудобно мне стало. Ну и Фёдор, конечно, герой дня. Вопросы посыпались. Пришлось объяснять, чем отличается линкор от крейсера и какова их максимальная скорость, что такое радиолокация и правда ли, что все моряки отважны как львы.

К концу нашей беседы, по-моему, половина ребятни с улицы Малый спуск твёрдо решила идти в моряки.

Я смотрел на них и дивился про себя. Мне казалось, что я давно знаю их. Этот чем-то напоминает Витьку Терехова, другой — вылитый Спартак, хотя лицом нисколько на него не похож… Я понял, почему они знакомы мне. Их герои носят другие имена, но масштаб их мыслей, их мечтаний остался тот же, он не мельче, возможно, даже крупнее. Они так же, как мы в своё время, спешат стать героями, боятся опоздать. Что ж, верно, они ими станут.

76