Перед ним стоял лейтенант Гуров.
— Никаких следов кораблекрушения, — облегчённо сказал Михаил Ильич, осматривая судно. — Они потеряли лодку. Я говорил — обозники.
Он поднял валявшийся на дне лодки котелок. Он узнал его, несмотря на чрезвычайно закоптевшие бока. Изнутри стенки котелка были облеплены черной массой, природу которой геолог затруднился определить, несмотря на свой немалый опыт.
— Сдаётся мне, они бегают где-нибудь по берегу в поисках своего корабля, — предположил Михаил Ильич. — Слушайте, Василий Алексеевич, а не проехать ли нам на этой лодке вверх — как раз на них и наткнёмся.
Лейтенант покачал головой.
— Лучше давайте так: вы поезжайте на лодке, а я пройду на Старую мельницу. Так у нас будет больше возможностей повстречать их.
Михаил Ильич согласился. Лену усадил на корму, и лодка, подгоняемая энергичными гребками, быстро пошла вверх по реке. Под форштевнем зашумела вода. Геолог и его дочь внимательно вглядывались в проплывавшие мимо берега. Справа глинистый обрыв, усеянный многоточиями ласточкиных гнёзд. Слева — узкая жёлтая полоска пляжа. Оба берега пустынны.
Река круто уходила влево. Берег медленно отступал, открывая кудрявый горб острова.
Тут геолог увидел на воде нефтяные плёнки. Он зачерпнул рукой воды, на ладони осталось маленькое тёмно-коричневое пятнышко. Оно было сальное на ощупь. Очень похоже на нефть.
Это открытие обрадовало Михаила Ильича. Значит, Емельянов не ошибался.
Михаил Ильич направил лодку в протоку.
По его предположениям, ребят можно было найти где-то вблизи острова или на самом острове. Ведь его-то они, видимо, и именуют островом Страха.
— Папа, на берегу что-то написано! — вскрикнула Лена.
Геолог повернул к берегу. Взобравшись на откос, он прочитал Сёмкину надпись: «Умираю честно на своём посту. Прощайте, товарищи! Лена, прощай навеки! Сёмка».
Как ни был расстроен Михаил Ильич, однако не смог сдержать улыбку: «Кажется, этот Ромео по имени Сёмка неравнодушен к моей дочери. М-да, странно. Только сейчас я начинаю понимать, что мне стукнуло сорок». Тут, к своему удивлению, он увидел, как из глаз дочери выкатились две крупные слезинки.
— Перестань! — прикрикнул он. — Слышишь?! Если этот твой Сёмка когда-нибудь и умирал, то лишь от скуки.
Он исследовал полянку, разгрёб остатки костра. Зола была ещё тёплая. Значит, ребята не могли уйти далеко.
Он оставил Лену около лодки, наказав никуда не отлучаться, а сам направился к дубовой роще. Скорее всего ребята проголодались и решили поискать в лесу земляники.
Роща была чистая, прозрачная, почти без подлеска и просматривалась далеко.
Между деревьями появился человек в чёрном пиджаке, в кожаных сапогах, с рюкзаком за спиною. Он быстро приближался. Вот кого можно спросить о ребятах. Геолог пошёл навстречу, окликнул:
— Эй, товарищ! Минутку…
Человек вздрогнул, остановился, быстро сунул левую руку в карман.
Михаила Ильича словно озарило: «Бандит Локотников».
Их разделяло десять шагов, не больше. В течение секунды они стояли и лихорадочно изучали друг друга. Это была долгая секунда. «Броситься на него? Но в левом кармане у него оружие. Он успеет выстрелить. Бежать? Ведь на берегу Лена… Но тогда он поймёт, что разоблачён, это ещё хуже».
«Откуда этот здесь? Кто такой? Не тот ли, из газеты… Вооружён или нет?» — такие вопросы метались в мозгу Прохора. Он хотел одного — уйти отсюда как можно быстрее. Полчаса назад, когда пронзительный свист щетиной поднял волосы на его голове, он впервые после бегства из-под стражи почувствовал страх.
«Засада…» Эта мысль обдала его словно кипятком. Он метнулся в сени — никого. Выскочил из дому — кругом было тихо. Но страх застил ему глаза, спутал мысли. Тишина грозила окриками чекистов. Он перебежал полянку, ожидая выстрела в спину. Ноги сделались непослушными, под коленями что-то дрожало. Он ломился через кусты наобум, не соображая, и, лишь очутившись в неглубоком овражке, понял, что двигался в сторону, противоположную от реки. Он остановился, перевёл дыхание, прислушался. Никто за ним не гнался. Тогда повернул назад в обход мельницы.
Но страх не проходил. Ему казалось: из-за каждого куста, из-за каждого дерева следят за ним чьи-то глаза. Уйти, уйти скорее. Получить золото и — за реку. Пятнадцать вёрст без дорог, а там железнодорожная станция. Только бы вырваться отсюда. Любой ценой… И вот новая встреча. Может, он обложен, как волк, может, за ним всё время следят невидимые глаза? Сдаться? Нет расчёту… Все равно погибать — надо попытаться уйти.
Прохор овладел собой, постарался улыбнуться.
— Вам что, товарищ?.. Заплутались, видно?
Он сделал шаг по направлению к геологу. Второй. Третий. Михаил Ильич заставил себя улыбнуться в ответ. Но всё его внимание было сосредоточено на левой руке Прохора. Он старался предугадать, что сделает бандит в следующую секунду. Выхватит ли пистолет? Как бы то ни было, а его необходимо задержать.
Когда-то Михаил Ильич неплохо владел приёмами японской борьбы джиу-джитсу. Был тогда он ловок, напорист, дерзок. Но минуло двадцать лет. И стали забываться уроки комиссара бригады, старого подпольщика-большевика.
А враг — вот он. Приближается. На лице его вымученная улыбка, а взгляд холодный, настороженный, изучающий.
Не сумел Михаил Ильич скрыть от него свои чувства. По лицу встречного Прохор понял: тот знает о нём всё. Он выдернул из кармана руку. Синеватой молнией сверкнула воронёная сталь нагана. За мгновение до этого бывший бригадный разведчик угадал его намерение, и ему удалось поймать руку противника. Он стиснул её железными пальцами у запястья и начал выворачивать. Рука не поддавалась. Наган плясал в ней. Прохор старался направить дуло в голову геолога. Лица обоих противников сделались малиновыми от напряжения, набрякли кровью. Бухнул выстрел. Второй. Третий. Гулкое эхо трижды разнеслось по лесу. Прохор понимал: его единственный шанс на спасение — уложить противника пулей. Но пули проходили выше головы геолога. Ещё выстрел, ещё… Каждое нажатие спускового крючка стоило Прохору неимоверных усилий. Рука начала поддаваться. Рывок… Что-то хрустнуло. Прохор закричал от пронзившей тело острой, нечеловеческой боли. Деревья, трава почернели, поплыли. Прохор покачнулся. Михаил Ильич разжал пальцы. Рука бандита, неестественно вывернутая, повисла плетью. Человек не в силах вынести такой боли, обычно он теряет сознание.