У стола сидел Кирилл Спиридонович. Прохор стоял напротив него. Стоило одному из них поднять сейчас голову, и они увидели бы Федьку.
— Ты что же, дядя Кирилл, продать меня хотел? Принёс?
Этот резкий голос — Прохора. Пауза. Старческое покашливание.
— Тут, Проша, вышло так, что…
— Кррутишь, старый хрыч…
Слышно тяжёлое дыхание, словно человек, взобравшись на крутую гору, остановился перевести дух.
Испуганный голос старика:
— Ты что? Сдурел? Получишь, что обещано. Убери свою оружию и дай слово сказать… Извёлся я весь… Почудилось мне, будто за мной следят. Известно: у страха глаза велики… Да ведь и то: бережёного бог бережёт. Схитрил я малость и уж было на место пришёл, чтобы золото взять. Но поимел опаску… Днём-то, может, и не следят, всё-таки я на людях, а ночью чем черт не шутит…
— Почему же ты решил, что за тобой следят?
— Да не почему. Как-то вечером встретил в мелколесье приезжего, бают: из газеты. Живёт у председателя уж с неделю. Может, он и впрямь из газеты, да ведь на лбу у него не написано. Опять же к Емельяновым моряк приехал, будто бывший Серёжкин командир. Гостит у них. А зачем, ежели Серёжки-то нету…
— Так. Значит, золото взять побоялся, а сюда прийти нет? Да, может, ты хвост привёл…
Заскрипели половицы под грузными торопливыми шагами. Чуть-чуть скрипнула дверь. Убедившись, что снаружи никого нет, Прохор вернулся.
— А в избе-то всё проверил?
— Ты, Проша, не опасайся. Сюда и дорогу-то люди забыли.
— Забыли… Дурень старый!.. Ты на чердаке смотрел? Может, там сидит кто, слушает тебя да посмеивается.
— Господь с тобой…
Прохор подошёл к развалинам печки, остановился под самой дырой.
Федька слышал его дыхание. Он лежал неподвижно, прижимаясь к потолочным доскам так, словно хотел врасти в них. Мозг оцепенел. Вспыхнула одна ясная мысль: «Пропал». Наступила такая тишина, будто всё живое вдруг вымерло на земле. Даже шума воды не слышно. Только в ушах — однотонный звон.
Прохор постоял, прислушиваясь, и отошёл. Федьке стало жарко. На груди и на спине рубаха взмокла. Почувствовал такую усталость, словно целый день дрова рубил.
— Уходить мне надо сейчас, — сказал Прохор. — Они и точно могут за тобой следить. Они ждут, что я, может, к тебе заявлюсь. Но пока не знают, что я здесь.
— Куда ж ты теперь?
— Это уж мое дело. Даю тебе час. Чтобы ровно через час триста монет были у меня в кармане.
— В карман, Проша, этакую прорву не уложишь. Как ни говори, без малого два кила золота. И что ты с ним делать будешь?
— Найду. Может, за рубеж подамся, тут мне всё равно несдобровать. У тебя лодка есть?
— Имеется. В надёжном месте спрятана.
— Перекинь меня на ту сторону Сужи.
— Тогда давай так: я сейчас пойду, а ты через часок приходи к Марфину острову. Я тебя там ждать буду с лодкой и с деньгами…
— Ну, будь по-твоему, — согласился Прохор.
«Час, — соображал Федька. — Если всё время бегом, то до деревни можно поспеть за полчаса. Надо выбираться отсюда…»
Он приподнялся, чтобы отползти на четвереньках к слуховому окну. Но раздумал. Услышит Прохор, вон он какой настороженный, как зверь лесной. Надо подождать удобного момента.
— Так я пойду, — сказал старик. — А ты больно-то не мешкай. Меня тоже могут хватиться. Тут в чулане я тебе харчишек кое-каких припас, так не забудь захватить.
— Ладно.
Прохор вышел проводить старика.
Федька начал осторожно отползать от отверстия, как вдруг из чуланчика до него донеслись тихие голоса:
— Бежим.
— Он сейчас вернётся.
— Через окно.
— Не пролезем. Уметь надо…
— Тогда напрямик, мимо него…
Голоса показались очень знакомыми. Он слышал их не далее как вчера. И это назидательное «уметь надо»… Вспомнил отпечатки детских ног на берегу пруда… «Ясно, Витька и Спартак. Как они сюда попали?» Но раздумывать было некогда. Сейчас вернётся Прохор. Сунется в чуланчик за продуктами и… произойдет страшное дело. Федьку опять бросило в жар. Сердце заколотилось где-то под самым горлом. Что делать? Что делать?
Прошло довольно много времени, а Прохор всё не возвращался. Может быть, крикнуть этим соплякам, чтобы смывались. А если Прохор около дома? Так оно, наверное, и есть: ходит, осматривается.
Запела на все лады дверь. В сенях загромыхали шаги. Прохор вошёл в комнату. Остановился посередине, постоял.
Зашуршал мешком, звякнул металл о металл, потом послышалось бульканье наливаемой жидкости. Прохор причмокнул, крякнул — видно, выпил. Заскрипели половицы — Прохор направился и чулан.
Впоследствии Федька не мог объяснить, как это случилось и что он подумал в те неуловимые мгновения. Он ничего не успел подумать. Словно кто-то посторонний толкнул его и крикнул душераздирающим голосом: «Ну что же ты!!!» Он вскочил. От резкого движения вниз свалился кирпич. Четыре пальца в рот — от пронзительного свиста загудело в затылке. В ту же секунду вымахнул из чердачного окна. Упал в крапиву, но совсем не почувствовал ожогов. Пригнувшись, метнулся в сторону, головой пробуравил чащу орешника. Ветви хлестали его по лицу, по глазам, выжимая слёзы, ноги в кровь обились о корни, а он бежал и бежал, не разбирая дороги. Только выскочив на пыльный просёлок, остановился. Погони не было слышно. Саднило грудь, болели ноги. Рубашка разорвана в нескольких местах, через прорехи видны кровоточащие царапины. Постоял, отдышался и быстро зашагал в сторону Ликина, стараясь ступать по мягкой тёплой пыли, часто оглядываясь.
— Федя!
Вскинул глаза.