Неделя приключений - Страница 74

Впереди показался просвет. Сёмка осторожно раздвинул кусты и увидел такое, что у него перехватило дыхание.

На противоположном краю поляны, шагах в десяти, рядом с кучей свежевыкопанного песка сидел старик в синей рубахе.

Рядом лежала лопата.

Перед стариком стояла большая прямоугольная коробка, заляпанная песком. Он запускал в коробку руку, вынимал пригоршню горящих на солнце жёлтым пламенем монет и по одной бросал их в холщовый мешочек. Губы его при этом шевелились. Должно быть, он отсчитывал монеты.

«Селим!» — ахнул Сёмка.

Значит, он всё-таки существует!

…Последние дни Кирилла Спиридоновича мучил страх. Он боялся людей, которые обращались к нему, — спроста ли? Боялся незнакомых собак — не розыскная ли, не пущена ли по следу? Он боялся и ненавидел. Он чувствовал себя так, будто его обворовали.

Он отсчитывал монеты и думал, что, пожалуй, уходить из Ликина надо сегодня же. Лишился трёхсот монет, лишится, чего доброго, и всего. Вот спровадит Прохора и уйдёт. Куда-нибудь на юг. Построит домик и заживёт в свое удовольствие…

Он услышал шелест листвы, вскинул глаза. Из кустов выглядывала испуганная мальчишеская физиономия. Кровь загудела у старика в голове. «Выследили…» Он схватил лопату, вскочил не по возрасту стремительно. «Ой!» — взвизгнул мальчишка, и лицо его исчезло. В три прыжка Кирилл Спиридонович пересёк поляну. Главное — не дать уйти. Уйдёт — всё пропало… Навстречу из кустов с рычанием выскочил большой чёрный пес. Старик махнул лопатой. Пёс увернулся, залаял басовито, зло. Он кружил вокруг Кирилла Спиридоновича, норовя ухватить его за штанину, то приступал, то отскакивал, и старику никак не удавалось достать его лопатой. Тогда Кирилл Спиридонович, сильно размахнувшись, метнул лопату, целя собаке в голову.

Пёс взвыл от боли, повалился, опять вскочил, но тут же лёг на траву, страдальчески скуля.

Кирилл Спиридонович раздвинул кусты — мальчишки не было. Ясно, что преследовать его бесполезно. Мгновенно пришло решение: самое лучшее теперь — уйти, исчезнуть. Совсем исчезнуть. Из деревни. Прямо сейчас. Старик высыпал всё золото из коробки в холщовый мешок, аккуратно завязал его и, часто оглядываясь, пошёл к берегу. Он подумал, что если уж ему суждено скрыться из деревни, то хорошо бы скрыться и от Прохора. Что ни говори, а господь всё делает к лучшему.

Он бросил мешок в плоскодонку и нагнулся, чтобы столкнуть её на воду.

— Не торопитесь, гражданин Локотников, — тихо сказал кто-то за спиной.

Кирилл Спиридонович обернулся. Перед ним стоял корреспондент из газеты.

…Сёмка добрался до верхнего конца острова. Здесь на берегу, нацелив в небо засохшие корни, лежала огромная липа.

Сёмка узнал место — вчера сюда пристала лодка вместе со спящей командой.

Он забрался под корни липы и прижал к груди руки, чтобы заглушить стук сердца. Ему казалось — старик может услышать. Он подумал о том, чтобы переплыть протоку, но не было воли покинуть убежище. Под корягой Сёмка чувствовал себя как черепаха под панцирем. Селим наверняка подстерегает его где-нибудь поблизости.

Какое у него было лицо — ох! — страшенное, пожалуй, страшнее, чем у джина. Сразу видно, настоящий разбойник. Конец бы пришёл Сёмке, если бы не его быстрые ноги и если бы не Пират… Молодец, Пират! Каково ему один на один со старым разбойником. А золота-то сколько, ух ты! Целый ящик. Как раз бы на линкор… А в общем правильно Спартак назвал этот остров островом Страха.

В нескольких сантиметрах от его глаз по песку, проворно перебирая лапками, бежала чёрная букашка. Она остановилась против носа, пошевелила усиками, должно быть спрашивая себя, куда ведут две тёмные дырки и стоит ли в них забираться? Решив, что не стоит, букашка побежала дальше и юркнула в норку.

Со стороны дубовой рощи донеслись выстрелы. Сёмка почувствовал два противоречивых и одинаково сильных желания. С одной стороны, ему захотелось стать крошечным насекомым, вроде букашки, и забиться в какую-нибудь щель, с другой стороны — вылезти из-под коряги и посмотреть, кто и зачем стрелял. Он долго колебался. Любопытство явно одерживало верх над страхом. Он пытался уговорить себя: «Не вылезай, Сёмка. Разве тебе тут плохо? Селим тебя тут никогда не найдёт. Ну стреляют, а тебе какое дело?.. Пусть стреляют…»

Сёмка тяжело вздохнул и выполз из-под коряги. Прижимаясь к обрыву, выбрался на открытое место. Каково же было его удивление, когда у противоположного берега протоки, метрах в тридцати, он увидел голубой бриг «Победитель». И уж совсем невероятным, просто неправдоподобным, показалось то, что на корме брига стояла Лена. Её, видимо, тоже встревожили выстрелы, потому что она не отрываясь смотрела в сторону дубовой рощи. Её светлые волосы, перевязанные сзади синей лентой, почти доставали до пояса.

Сёмка хотел окликнуть её (от радости и удивления забыл и про Селима), как вдруг на бровке обрыва появился человек. У него было страдальчески перекошено лицо, и держался он, странно пригнувшись, словно кто-то тянул его за левую руку. Он начал осторожно спускаться к лодке, помогая себе одной правой рукой.

— Ты что тут делаешь? — отчётливо донесся до Сёмки его хриплый голос. — Где старик?

— Н-не знаю, — растерянно пролепетала Лена. — Мы с папой…

Человек не дал ей договорить, отпихнул лодку от берега, вскочил в неё.