Сёмка испуганно вскочил. «Где я? Что со мною?» Большой прохладный лист погладил щёку. Слух уловил рядом ровное дыхание. У Сёмки отлегло от сердца.
Лодка стояла, уткнувшись носом в берег. Сёмка развеселился: «Вот уснули так уснули. Так могли и в Каспийском море проснуться».
Ему захотелось есть. Он вспомнил про остатки ветчины и окончательно пришёл в хорошее настроение. Витька и Спартак, наверное, тоже голодны, как черти. Хорошо бы разыграть их: спрятать ветчину и сказать, что Пират утащил. Вот разозлятся! Сёмка пошарил под кормовой банкой, но пакета с ветчиной там не оказалось. Он перерыл всю одежду и, наконец, обнаружил замусоленный обрывок газеты, в которую была завернута ветчина. В Сёмкино сердце закралось неприятное подозрение. Негромко позвал:
— Пират, Пират!
Пирата в лодке не было.
— Аврал, братцы! Все наверх! — в панике закричал Сёмка. — Пират ветчину спёр!
— …чину… пёр… — отозвался кто-то из темноты. Неведомый голос прозвучал гулко и раскатисто, словно в огромном пустом зале.
Витька потёр кулаком глаза, огляделся, опять потёр и раздражённо спросил:
— Почему темно?
— Ночь же, — объяснил Сёмка. — А Пират-то ветчину-то…
— Подожди, — перебил Спартак, явно стремясь замять разговор о разбойничьих наклонностях своего пса. — Почему ночь? Неужели мы проспали до ночи! Где же мы находимся?
— Сёмка, подай ему астролямбию, — не преминул съехидничать Витька.
— Ветчину жалко, — вздохнул Сёмка. — Это прямо не собака, а какой-то диверсант…
Витька отнёсся к пропаже довольно равнодушно. Как видно, ничего иного он и не ожидал от Пирата. Только сказал:
— Гнать надо было…
Путешественники надели рубашки и сошли на берег. Спартак предложил переночевать на неизвестной земле, с тем чтобы утром определить своё местоположение и двинуться дальше. Берег был обрывист. Во всех направлениях густо прошивали его переплетающиеся корни. Деревья круто склонились над водой. В стороне лежал могучий старый богатырь. Задранные к небу корни похожи были на протянутые руки. Видно, подрезала его река во время половодья.
Вдруг, словно по команде, ребята присели и прижались к сырому глинистому обрыву.
За корнями поваленного дерева определенно кто-то прятался. Вот высунулась голова… Снова скрылась… Опять высунулась. Что ей нужно от мирных путешественников? Уж лучше бы она выходила и выкладывала все начистоту.
— Эй! Хоть получить в ухо?! — запальчиво, чтобы окончательно не струсить, крикнул Сёмка.
— Уха-ха-ха! — издевательски захохотала в ответ неизвестная голова.
Раздался всплеск… Вслед за ним второй, третий… Будто кто-то шагал вдоль берега по воде.
Посадка и отплытие произошли в лихорадочном темпе, продемонстрировав редкостную согласованность команды. Лишь после того как судно отвалило от опасных берегов, Витька по долгу капитана попытался разумно объяснить происшедшее.
— Это эхо, — сказал он не особенно, впрочем, уверенно.
Команда не стала спорить, однако сильнее налегла на вёсла.
Справа, совсем близко, в каких-нибудь двадцати метрах, вспыхнуло жёлтое пламя костра. Одновременно оно вспыхнуло где-то в глубинах реки, дробясь и студенисто вздрагивая.
— Тиш-ше, — зашептал Спартак. — Там разбойники.
Сёмка бросил вёсла. Все напряжённо вглядывались в жёлтое колеблющееся пятно на берегу. На фоне освещённого кустарника зашевелилась маленькая фигурка.
Витька облегчённо засмеялся.
— Какие же это разбойники? Просто пацан. Десант к высадке товьсь! Левым табань, правое на воду!
Сёмка проворно выполнил команду, и лодка ткнулась в песок. «Десантники» вскарабкались по обрыву.
У костра сидел мальчишка лет тринадцати, босой, в драной шапке-ушанке с торчащими врозь ушами, в пальто, небрежно накинутом на одно плечо. Из-под белых бровей на ребят смотрели маленькие любопытные глаза.
Над костром висел на палке котелок, сооружённый из консервной банки.
Спартак шагнул вперед и храбро сказал:
— Ты у нас в плену. Руки вверх!
— Ладно, — спокойно ответил мальчишка. — Только руки я поднимать не буду. Да вы не бойтесь, наган-то я оставил дома.
— У нас у самих два нагана, — не раздумывая, соврал Спартак.
— Кто вы такие будете? Бандиты?
— Нет, мы ищем сокровища.
Витька ткнул Спартака кулаком в спину, но поздно: тайна уже коснулась чужих ушей.
— Тогда садитесь, — сказал мальчишка, не обнаружив ни малейших признаков удивления или беспокойства. Можно было подумать, будто всю жизнь он только тем и занимался, что беседовал с искателями сокровищ.
Витька заглянул в котелок. В ноздри ударил вкусный запах разваренной рыбы.
— Уха?
— Уха.
— Уху, её уметь надо, понял?
— Как не понять… Может, поучишь?
— Не, у тебя всё правильно. Цыкнул бы ухи-то…
Хозяин костра тонко усмехнулся.
— Да ведь я у вас в плену. Чай, сами возьмёте!
Витька, изнемогая от прилива аппетита, подсел к новому знакомому, льстиво заговорил:
— Ты знаешь… ты не обижайся. А Спартака не слушай. Он немного чудной.
Федька (а это был он) добродушно кивнул.
— Ладно. Оно, конечно, хорошо, что немножко. Бывают совсем чудные, ну тех в психбольницу кладут. А ухи мне, ясно, не жалко. Только посудина на всю компанию маловата.
Уху перелили в котелок Спартака, добавили воды и подсыпали пшена из запасов экспедиции. Друзья расселись вокруг костра. Густой ивняк прижал его к самому берегу, поэтому было тесно. Сёмке даже ноги пришлось свесить с обрыва. Федька назвал себя, и Спартак, как полагается исследователю, попытался выяснить образ жизни коренного населения.